ЦИКЛ – II (1965 – 1966)

 

Началось с того, что Денис перед отъездом напился, потерял пиджак с паспортом и фактурами. Утром времени на поиски не было, машины ждали, нервничали шофера. Махнув на все, Денис уехал. В дороге пытался уснуть, чтобы скорее избавиться от тяжких мук похмелья.

На двадцать четвертом километре трассы шофера остановили машины.

- Дай нам бутылку водки, веселее поедем.

Денис дал. "Ну что может сделать одна бутылка водки с двумя здоровенными мужиками?" Так думал геолог, не предчувствуя беды. И вот... Володька Самохин опьянел, причем дико, до невменяемости, рванув с места машину, он слетел с дорожной насыпи и по камням попер прямо на гору.

- Куда прешь? - заорал Денис, не веря своим глазам, так неожиданно все произошло. - Право руля! Да право же, право!

Кипящий, расплавленный мозг шофера что-то уловил, руки, судорож­но вцепившиеся в баранку, крутанули вправо. Безумные глаза пьяного шо­фера бессмысленно и тупо смотрели вперед, ничего не видя. Мотор рыдал, коробка передач в ярости скрежетала зубами, машину бросало и трясло на каменистых ухабах.

Подошел Лешка-гигант, шофер второй машины, человек с огромным животом по кличке Леха-Груша, по виду совершенно трезвый.

- А ну дай, - сказал он и потеснил Володьку . Сел за руль, вывел машину на дорогу, вылез.

- Езжай за мной, не отставай.

Самохин и не думает ехать, тупо глядит в окно.

- Ну что же ты? Езжай!

- Сейчас, сейчас, - забормотал безумец, сейчас поедем... домой...

машина прыгнула в кювет.

Злоба, отчаяние и страх охватили Дениса. Началась встречная пурга. Леха-Груша скрылся во мгле. Рука безумца тянется к зажиганию, пытается выключить его. Денис бьет по руке шофера.

- Не тронь! Пусть мотор работает!

- Сейчас... сейчас... дома будем... - пробормотал Володька, склонил голову на баранку и закрыл глаза.

Денис сидел как на иголках, пристально всматриваясь вперед - не появятся ли спасительные огоньки Лехиной машины? Он должен вернуться! Лешка вернулся. Он зацепил Володькин ППД сзади, потащил. Володька дал газу, его машина ткнулась в Лешкину, кабина, изогнувшись, вошла под прицеп, который, круто наклонившись, начал опрокиды­ваться. Денис, наблюдавший за нелепыми маневрами со стороны, кинулся к Самохину.

- Что же ты делаешь, гад? Стой! - заорал он вне себя и рванул дверцу кабины. - Вылазь, скотина!

И он, сильно размахнувшись, ударил снизу обезумевшего шофера в че­люсть.

О, это был вечерок! Проклятый вечер. Разыгралась пурга. Мощь ее нарастала с каждой минутой. О продвижении вперед, на север, не могло быть и речи. Нырвакинот недалеко, на юге, спасение - там. Леш­ке удалось вывести Володькин ЗИЛ на дорогу. У Дениса появилась надежда, что все кончится благополучно.

- Леша, ты Бог. Ах, если бы ты мог вести две машины сразу. Этот пья­ный скот далеко не уедет.

И точно. Стоило Володьке сесть за руль, как он тут же, с маху, снова засадил машину в забитый снегом кювет, чуть-чуть ни опрокинул прицеп и ни врезался в столб электропередачи. Потом он выскочил из кабины и побежал к Лешкиной машине. Забравшись в нее /Лешка ушел пеш­ком на разведку трассы/, Самохин проехал метров пять, вильнул в сторону и увяз в сугробе. Вернулся к своему ЗИЛу, начал гонять мотор, провалил тягу акселератора, выскочил, распахнул капот, сунулся туда. А пурга мела, внутренности машины забило снегом. Руки шофера скрючи­ло, сковало морозом, обожгло ветром. С воем втиснулся он в кабину, дуя на пальцы.

- О-о-ой! Замере-о-о-рзнем! Все, как собаки, околеем! Пришел нам конец!

- Брешешь, гад! - прорычал Денис. - Брешешь! Выживем! Переночуем! Ему очень хотелось верить в свои слова.

Вдруг мотор заглох. В кабине быстро установился нестерпимый холод. Володька в панике убежал, прорываясь сквозь бешеную пургу, ко второй машине. Денис, закутавшись в шоферский тулуп, последовал за ним.

Четверо, набившись в тёплую кабину, сидели в самых неестественных, неудобных позах. Огромный Лёшка чудом уместился на полу, на рычагах, ноги Дениса оказались выше головы и упирались в крышу кабины. Вот уж действительно в тесноте. Да не в обиде? Этого сказать было нельзя. Володька, виновник всех бед, сперва тянул на Дениса за то, что тот в порыве гнева, не спросясь, съездил ему по физиономии и тем привёл в чувство; затем переключился на рабочего Бочарова, пригрозил вышвырнуть его из кабины на пургу и мороз, на верную гибель и, в конце концов, возмутил флегматичного Леху и тот заявил, что сейчас успокоит его по своему. Четверо полупьяных, уставших, напуганных и обозленных мужчин напоминали свору затравленных псов, забившихся в одну конуру и готовых ради спасения собственной шкуры сожрать друг друга. Это был самый кошмарный день и самая кошмарная ночь в жизни Дениса.

В полдень следующего дня, солнечного и тихого, застрявшие в снегу машины вытащили трактора, пришедшие с перевала. На перевал поднялись своим ходом. Здесь Леха-Груша попросил Дениса продать ему бутылку водки.

- Шиш вам, а не водку! - в сердцах ответил Денис. - Хватит с меня и того, что было. И не проси, не дам!

История повторяется. Два года назад на этом же самом месте было то же самое. Денис устоял и на сей раз. Леха, трезвый и злой /Денис пересел к нему, на паскудника Володьку ему даже смотреть было противно/ гнал машину на предельной скорости, без остановок.

Конечный пункт - горняцкий поселок Ясный. Разгрузились. Рюкзак с водкой Денис отнес в дом геолога Васи Туманцева, у которого поселился в ожидании гусеничного транспорта.

В средине марта случились какие-то выборы и всем рабочим вы­дали по бутылке водки. Поселок загудел. Ночью прибежал к Денису пья­ный Бочаров и сообщил, что наши продукты разграблены и все рабочие Прибрежной партии, в том числе и он сам, избиты местными парнями. На другой день свои и местные мужики не давали Денису прохода, просили, умоляли, даже требовали водки. Доходило до угроз.

Вася Туманцев с утра бегал куда-то опохмеляться, да так зверски налакался, что еле добрался домой и завалился одетый на неприбранную кровать. Жена его разула, стащила штаны, уложила удобнее, приговаривая: "Спи, родненький, хорошенький, паразит, алкоголик, муженек ты мой, когда ж ты напьешься, гад вонючий."

Вася болел два дня, где-то, видимо, потихоньку похмелялся, временами, распарившись от горячей печки, пьянел и с трудом ворочал языком, вызывая приступы бессильной ярости у своей жены. На третий день Вася усрался. Прямо в комнате. Едва успев опустить штаны, он схватил со стола миску, наделал в нее жидко и вонюче, выплеснул со­держимое за порог.

Денис в это время спешил на трактор. Ящик с десятью бутылками спирта он оставил в тамбуре Васиного дома на попечение прибывшего в поселок прораба буровзрывных работ Григория Панкова, с которым ему предстояло работать. Панков посоветовал не брать с собой спирт сей­час, чтобы не раздражать рабочих. "Лучше я привезу спирт последним рейсом", - сказал он. Но последним рейсом Панков не приехал. Только через неделю появился на базе партии вездеход с доблестным прорабом.

- Я тебя обрадую, - усмехнулся Тришка, - спирт я не привез.

- Почему?

- Вася сказал - украли. Весь ящичек, И знаешь что я ему ответил? Рассчитывайся с тем, кто тебе его оставил.

Итак, Туманцев выпил спирт, а Панков умывает руки. Отчитываться пе­ред Ратниковым, то есть, платить ему, придется одному Денису. Доценко получил хороший урок. Анализируя эту столь богатую приключениями и неприятностями поездку, он сделал выводы: водка в дороге - опаснейший груз, лучше с нею не связываться; доверять можно только другу; с за­конченными пьяницами, потерявшими стыд и совесть, дел не иметь; и, в конце концов, никогда не отчаиваться.

Из Ясного продукты и снаряжение вывозились вездеходом АТС и трактором по снежной целине через перевал в долину реки Каменки. По­требовались огромные усилия и сутки времени, чтобы подняться в гору. В глубоком и рыхлом снегу вездеход-амфибия ложился на низкое брюхо и беспомощно крутил гусеницами, перемалывая снег. Водитель Гужников то яростно матерился, то вдруг скисал, резко сбавлял газ и махал без­надежно рукою - все, дальше не пройдем. Но тракторист попался упрямый, опытный. Пробив колею, он бросал сани, возвращался назад, под гору, брал на буксир и тащил вездеход до тех пор, пока гусеницы его ни об­ретали твердой опоры, а водитель - присутствия духа.

От перевала на север, вниз по склону дела пошли веселее, но в снежной белизне широкой долины Денис потерял ориентировку и не сра­зу нашел место, намеченное под строительство базы. Пришлось порыс­кать по тундре, хорошо еще, что здесь, на открытом пространстве, наст был твердый и хорошо держал машину. Снег был настолько плотный, отполированный ветрами, что на нем можно было писать карандашом. Во время строительства Денис начертил на снегу один из узлов палаточного каркаса, подбирая лучший вариант.

Ледовитый океан приветствовал геологов роскошным полярным сиянием, образующим концентрически расположенные эллипсы и гигантские спирали, по форме напоминающие галактики.

По проторенной колее Гужников сделал еще один рейс в поселок Ясный. На базу Прибрежной партии вездеход вернулся ночью. Водитель был под градусом и расхрабрился неимоверно.

- Куда хотите поеду! - заявил он.

 - Санек, да тут недалеко, километров пять, - ласково заворковал проходчик Борода, - надо, понимаешь, вороток привезти со старой базы. А базы получилось две из-за того, что на первой площадке, выбранной под строительство, мощность снежного покрова оказалась более полутора метров. Пришлось перебираться выше, где снегу меньше.

- Ладно, садись, поедем.

Ехали час, старой базы нету. Гужников психанул, вырубил мотор, снял перчатки.

- Э-э! Не поеду дальше! Где воротки? Десять километров проехали. Э!

И махнул безнадежно рукой. Воцарилось молчание. Борода вылез на снег, осмотрелся.

- Ага, вон куда надо! - вскричал он. - Совсем мало осталось, поехали. Гужников с кислейшей физиономией включил зажигание, нажал педаль акселератора. Жиу-жиу-жиу - мотор не заводится.

- Э-э-э! - Гужников махнул рукой, выключил зажигание. - Видишь, не заводится.

Тишина. Проходит минут двадцать. Гужников снова жмет акселератор. Мотор завелся, поехали. Ехали еще час - базы нет. Гужников окончательно протрезвел и распсиховался, да еще вездеход, как на грех слегка завяз и пробуксовал.

- К такой-то матери! - крикнул водитель и выключил мотор. - Сели! Все! Э-э-э... И он безнадежно махнул рукой, - Пропадет машина. Как домой доберусь? Завели, мать вашу так!

Борода сделал разведку. Возвратился к вездеходу, бормоча: "Как-будто то, как-будто не то:

- Поехали, Санек, тут совсем близко. Вон там гора, а под ней - база! Все очень просто, как я мог не догадаться сразу...

Гужников одел перчатки, с брезгливой гримасой завел мотор. Тырр! Тырр! Вездеход только вздрагивал, но с места не двигался. Гужников выключил зажигание, сдернул перчатки, шваркнул ими о коробку мотора. Молчание. Тишина. Проходит с полчаса.

- Может, расчистить снег, а, Саня? - робко спросил Борода.

- Э-э-э! - скривился Гужников. - Еще больше засядем.

Напряженная тишина. Проходит минут десять. Гужников завел мотор, дернул машину пару раз - выехали. Борода облегченно вздохнул, заулыбался. Водитель сохранял на лице кислую гримасу и восседал, как истукан, механически двигая рычагами. Напали на какой-то след.

- О! Это мы на тракторе ездили! Давай, Саня, жми по следу, он на старую базу приведет! - вскричал обрадованный Борода. Вскоре в лучах фар показался темный предмет.

- Вот и склад! - объявил Борода и аж захохотал от радости.

- Наконец-то приехали, фу, черт, кончились наши мучения. Подъехали ближе.

- Так это же мои сани! - удивился Гужников.

- Да, точно. А вон дальше - наша новая база, - растерянно проговорил Борода.

Проездив пять часов, вездеход вернулся на прежнее место, на исходный пункт.

- А ну вас всех! - заорал Гужников, - Цепляйте сани!

Но не успел он проехать и пятидесяти метров, как полетел вал вентилятора.

Это переполнило чашу терпения усталого водителя. Он рванул рычаги, вырубил зажигание, шваркнул перчатки о мотор и начал закрываться в кабине. Проводник топтался рядом, у окна.

- Саня, может ты к нам пойдёшь спать? Чайку попьёшь... Гробовое молчание.

Гужников устроился в кабине вездехода, как медведь в берлоге. Борода поплёлся домой.

 

С появлением в партии Панкова началась шурфовка, но тут же прекратилась - загудела пурга, да такая могучая, что скрипели каркасы, а палатки, раздуваясь, как паруса, чудом не лопались.

- Ух ты! Ух ты! - восклицал, подпрыгивая на нарах, Панков при каждом порыве ветра, - Сейчас унесёт! сейчас!

- Не унесёт, - успокаивал его Денис, - закреплена крепко, выдержит.

И правда, обошлось. Все палатки уцелели. Зато позже, в тихий день, на крыше итээровской палатки со стороны Денисовых нар вдруг стали появляться дыры.

- Ух ты! - завопил Панков радостно, - Над тобой палатка горит!

Денис выскочил, стал сметать с крыши насыпавшийся из трубы горячий пепел, кидать пригоршнями снег на тлеющие по краям дыры, а Пан­ков стоял рядом, приплясывал и хохотал. Но когда вернулись в палатку, смеяться пришлось Денису - такие же дыры возникли и на Панковой стороне.

В середине апреля произошла смена горных мастеров - вместо уволившегося из экспедиции Панкова /инициатива Ревекки / в партию прибыл Коля Попов по кличке Копчёный Глаз. С этим малым Денис уживался плохо, это был лентяй и туфтач законченный. Как он радовался, когда начиналась пурга! Выскочив из палатки по надобности, он обязательно бормотал: "Задуй-завей на сорок дней!" И - в кукуль. Часов на десять - двенадцать. Поспать он любил. Он был рождён для кукуля и чувствовал себя в нём, как евражка в уютной норке.

Шурфовка шла почти без вмешательства Коли, на линиях он появлялся редко.

Кроме итээровской палатки, занятой старшим геологом Доценко и горным мастером Поповым, по одной линии стояли, напоминая поезда, ещё несколько палаток. И если итээровскую палатку можно было принять за купе (отдельные нары, стол, спидола, рация), то палатку меньшего начальства - взрывника, завхоза и промывальщика - следовало отнести (нет стола и музыки, но нары отдельные), а палатку рабочих-шурфовщиков представляла собой не что иное, как общий вагон /общие нары, гирляндами висящие портянки, тяжёлый дух/. Нежилая палатка-столовая соответствовала вагону-ресторану, а склад - багажному отделению.

Большинство рабочих имело клички. Взрывник Вася Максимов именовался Хыш-Мой-Рот, промывальщик Фёдоров - Лёха Шась,mal style='text-indent:1.0cm'>- РљСѓРґР° хотите поеду! - заявил РѕРЅ.

 - Санек, да тут недалеко, километров пять, - ласково заворковал проходчик Борода, - надо, понимаешь, вороток привезти со старой базы. А базы получилось две из-за того, что на первой площадке, выбранной под строительство, мощность снежного покрова оказалась более полутора метров. Пришлось перебираться выше, где снегу меньше.

- Ладно, садись, поедем.

Ехали час, старой базы нету. Гужников психанул, вырубил мотор, снял перчатки.

- Э-э! Не поеду дальше! Где воротки? Десять километров проехали. Э!

Р