Часть вторая

РОССЫПИ И РУДЫ

ЦИКЛ – III (1966 – 1969)

- Мы тебя ждали, как Бога, - такими словами встретил „шефа" горный мастер Митя Федин.

- Ну уж, прямо-таки... А что случилось?

- Канавы заливает, проходчики бузят. - Ну, а я что сделаю? Лето, оттайка, вода...

- Надо искать новые места заложения канав. Там, где посуше.

- Хорошо, давай подумаем.

Начальник партии и горный мастер посмотрели проектные планы, поразмышляли, наметили новые горные выработки. Буро-взрывные работы возобновились.

База партии располагалась на высоком берегу горной реки. Все постройки были унаследованы от Синицина. Под общежитие ИТР была оборудована восьмиместная шатровая палатка, обшитая толью, с застекленными окнами и деревянным полом. Нар в палатке не было, здесь стояли железные панцирные кровати. Но Денису провисающая, вибрирующая сетка не нравилась, она под кукуль не годилась, он закрыл ее досками. Получилась надежная, устойчивая деревянная кровать. Условия комфортные, даже умывальник есть. Впрочем, без него и не обойтись - речка далеко, не набегаешься. В палатке, кроме названных лиц, обитали геолог Заноза и старший техник-геолог Глаголин.

Пейзажи Матачингайских гор поэтичны и величественны. Поднебесная земля, застывшая в камне героическая симфония. Широкая долина, волнисто-зубчатые линии хребтов, беспрестанно меняющиеся сочетания из облаков, скал, света и тени. Солнечные листвениты и мрачные андезиты. Черные скалы, белоснежные вершины, аквамариновые озера, вспыхивающие золотым светом от пробивающихся сквозь тучи солнечных лучей. Облака косматые, седые цепляются за царствующую вершину и медленно вращаются вокруг нее, образуя гигантскую спираль, похожую на галактическую туманность.

Денис выходил в поисковые маршруты, как художник выходит на пленер. Он зарисовывал в полевую книжку коренные выходы оранжевых лиственитов, темно-зеленых серпентинитов, красных гематитизированных пород. Он искал киноварь, "Кровь Дракона", все более убеждаясь в бедности поверхностных проявлений. Он находил, изучал, документировал, разведывал и производил отработку пунктов ртутной минерализации за один сеанс, с помощью молотка и карандаша. После его ухода от обнажений киноварь исчезала, она со скал вместе с обломками вмещающих пород переходила в рюкзак геолога.

"Да, Кровь Дракона здесь не каплет, ручейками не течет, - думал Денис, возвращаясь из маршрутов. - Единственное богатое гнездо было выбрано полностью еще два года назад, массивная пурпурно-красная руда ушла на пробы и образцы, Синицин постарался".

Исследуя одно из обнажений, Денис сорвался с высокого обрыва, упал к его подножью, на снежник и заскользил по крутому льдисто-каменистому склону далеко вниз, к самой реке. Здесь он увидел основной результат падения - кожа на пальцах правой руки была содрана до костей.

- Вот так, дорогуша, искал Кровь Дракона, а увидел собственную кровь, - произнес вслух Денис, осторожно поднялся и, опираясь на молоток, медленно, прихрамывая, пошел на базу.

Заканчивать сезон ему пришлось с забинтованной рукой, что изрядно мешало работать молотком и делать записи в полевой книжке. Невидимые под одеждой ссадины и синяки на выполнение геологического задания не влияли.

Геолог Заноза документировал канавы и составлял планы участков детальных поисково-разведочных работ. Грубость его характера и примитивность мышления находили четкое выражение в рисовке карт. Все геологические границы и разрывные нарушения он проводил уверенно, твердо, прямыми жирными толстыми линиями, словно топором вырубал. Жить с Занозой в одной палатке не составляло большого удовольствия, своими придирками и замечаниями он изводил всех. Особенно доставалось от него Васе Глаголину. Однажды было так.

- Немец! - обратился к нему Заноза.

- Что, гумозник? - ответил Вася.

- Ты сам то слово! - обрадовался находке Стас. - Возьмем на вооружение. Так вот, Гумозник, ты почему свою вонючую кепку повесил на мой гвоздь?

- А почему ты решил, что это твой гвоздь?

- Опки! Твою мать! Да потому что я его вбил!

- Врешь, он тут с прошлого года торчит.

- Блажен, кто верует.

Заноза сорвал кепку со своего гвоздя, швырнул ее на пол и выпрыгнул из палатки, хлопнув дверью так, что весь каркас содрогнулся.

- Гумозник! - донеслось издалека.

Канавы Стас принимал тщательно, скрупулезно, двадцать "законных" сантиметров к глубине выработки не прибавлял, категории пород не завышал, за что рабочие его не любили и обзывали по всякому. Подходит геолог к канаве, проходчик ему говорит:

- Глубину надо замерять вот здесь.

- Стоп, киндер! Это всего лишь маленькая ямочка, на глубину всей канавы она не влияет. А сверху - ха-ха! Ты же специально высоту борта увеличил, подсыпал камней! отчаянный парень!

Заноза рулеткой замеряет параметры канавы и приходит к выводу - глубина два метра семьдесят три сантиметра.

- Ну сделай хотя бы два восемьдесят, - умоляет проходчик.

- А иди ты в руль! - посылает его Заноза и уходит.

- Так твою мать! - несется ему вслед.

- Наладь свою, дешевле обойдется! - парирует Стас.

В палатке ИТР Денис спросил Занозу:

- Ты чего такой злой?

- Не обращай внимания, - ответил Стас, швырнул в угол молоток, шлепнул на стол полевую сумку, керосиновая лампа подпрыгнула, стеклянный пузырь треснул.

Станиславу нравилось выходить на связь по рации с другими партиями. Однажды был такой разговор:

Заноза /Ксену/:

- Ну что, немец, рыба у тебя есть?

- Рыбы навалом.

- Тебе легче.

- Ну, не то, чтобы навалом, но много. Много рыбы, ага. Попадается. Редко правда, но бывает. Бродишь целый день - и все бестолку. Две-три штучки, а то и вообще ничего. Так что нету у нас рыбы, рыбы нету, как понял, прием! Заноза хохочет.

- Хоть стой, хоть падай! Ну и Ксен!

При плохой проходимости разговор носил иной характер:

- Понял, понял, что ничего не понял, как понял, прием!

Вася Глаголин - невысокий лысеющий парень с жидкими усиками и страдальческим выражением глаз - был всегда настороже. Он очень боялся, что его где-нибудь в чем-нибудь обязательно надуют, обманут, оставят в дураках.

- Я не такой глупый, как вы думаете, - частенько повторял он.

Весь сезон Глаголин просился в Нырвакинот. Приблизившись к Денису вплотную, лицом к лицу, он мягким голосом с улыбкой говорил:

- Начальничек - ключик-чайничек, отпусти до дому. Я соскучился по своей жене. Сбегаю туда и обратно, а? Ну отпусти, что тебе стоит?

Свою жену Вася вспоминал ежедневно и много про нее рассказывал, какая она нежная, добрая и красивая. Он очень гордился ее профессией.

- Моя Женька работает в больнице. Дамским парикмахером, - с загадочной улыбкой сообщал он. - Она в родильном отделении... бреет женщинам п...ы.

По ночам Вася долго не мог уснуть, все ворочался и вздыхал. Митя Федин поставил диагноз:

- Японская болезнь "хоца-еца". Возникает она от нехватки витаминов ЕВС.

Митя Федин был близорук, носил очки, личико имел круглое, старообразное, с крупной бородавкой, ростом очень мал, но крепок, как пенек. Как все малыши, временами бывал зол, сварлив, обидчив, мстителен и задирист. Мужичок в общем-то заковыристый и большой шалун, в обычном, нормальной полевой жизни он был уравновешен, спокоен, трудолюбив, вечно что-то мастерил, выдумывал, копошился, тихо посапывая и поблескивая очками. В этом сезоне он имел первую встречу с медведем. Рассказывая о ней, Митя каждый раз запоздало пугался.

- Моей первой мыслью было - почему он не в клетке? Я остолбенел. А потом полез на скалу, быстро на нее взобрался. Медведь меня увидел и убежал.

В маршруты Митя не ходил, он руководил горными работами. Со взрывником и проходчиками он говорил тихим, вкрадчивым голосом, но его слушались и уважали. Они знали - у этого парня большой чукотский стаж. Он бывает вспыльчив и может даже по роже съездить.

Митя любил стихи, особенно вот эти:

Все быть может,

Все быть может,

 Все, конечно, может быть.

Одного лишь быть не может –

То, чего не может быть.

"Люди без корысти и без совести",- так определил Доценко свой рабочий коллектив. Самой оригинальной личностью среди них был скульптор Козлов, объяснявший свое появление на Чукотке так:

- По пьянке перепутав север с югом, я оказался за Полярным кругом.

Версия вполне правдоподобная. То, что он алкоголик, было ясно еще в поселке, а то, что он действительно скульптор, геологи убедились в поле, когда выпал последний весенний снег. Виктор Иванович слепил из снега большой бюст Ленина, использовав в качестве пьедестала ржавую железною бочку из-под солярки. На фоне темных гор и шатровой палатки белоснежный Ильич смотрелся красиво, но неуместно. Огромная баба, подперевшая руки в бока, вызвала всеобщий восторг.

Козлов был солиден, высок, толст и лыс, характер имел веселый общительный, он играл на гармошке и пел. В общем, талантов у него было много, а страсть одна - бутылка, она и погубила его. Лысину Виктора Ивановича украшал звездчатый шрам, приобретенный на Колыме,

- Как всякий истинно русский человек я любил после хорошего крепкого пара окунуться в холодную воду, - рассказывал Козлов. - Осенью, когда река замерзла, мы для купания сделали большую прорубь. Однажды в сильный мороз я нырнул в эту прорубь вниз головой, с обрыва, а там оказался довольно мощный молодой лед, я и пробил его своим лбом! Вот она - отметина на всю жизнь, - и Виктор Иванович любовно поглаживал лысину.

Завхозом на базе была Светлана Ивашкина - полная брюнетка с отличными формами. Пойти в поле она решилась после развода со вторым мужем, убегая от собачьей работы коменданта общежития. Ей хотелось отдохнуть душой и телом на лоне природы, но ничего из этого намерения не вышло. Лишенная мужской ласки, она маялась не меньше Васи Глаголина и тоже досаждала начальнику партии с просьбами о выезде в Нырвакинот, где у нее остался любовник.

- Денис Иванович, миленький, так сердце болит, так болит, ты не представляешь. Мне надо побывать в поселке, врачам показаться, отпусти ради Бога, а?

Получив очередной отказ, она уходила в бичиную палатку, садилась на нары среди бородачей, слушала их скабрезные разговоры и, откинувшись назад, во все горло хохотала над анекдотами.

- Закрой рот, кишками запахло! - брякнул однажды проходчик Мотырко, ударник коммунистического труда.

Светлане этот жилистый грубоватый мужик нравился больше всех, поэтому она не обиделась и не ушла, а лишь шлепнула его по макушке.

В теплые солнечные дни Ивашкина загорала. На базе одной скучно, вот она и дефилировала в пляжном костюме по рудному полю, ходила от канавы к канаве, виляя роскошным задом, отвлекая от работы мужиков. Она подолгу задерживалась у канавы Мотырки. Стоя на краю выработки, свесив огромные груди, она проектировалась на небо, давая возможность Григорию вдоволь полюбоваться снизу, со дна канавы своей великолепной фигурой, своими чуть прикрытыми прелестями. Но Гришка, как ни странно, устоял. То ли Светлана ему не нравилась, то ли игра с ломом и лопатой изматывала его до предела, но на ярко выраженные соблазнительные формы Матачинайской Венеры он не клюнул. Ивашкина в конце концов досталась бездельнику-взрывнику, которому сил некуда было девать. Влюбленная парочка устроилась в отдельном домике и зажила там в полное свое удовольствие. Светлана с жалобами на сердце и просьбами о выезде в поселок к начальнику партии больше не ходила, взрывник Петя вылечил ее от всех недугов.

Красоте и величию окружающих гор противопоставлялось плоское унылое днище долины, начисто лишенное растительности. На отравленной ртутью и мышьяком почве не росло ничего. К тому же в сквозной меридиональной долине случались ураганные северные ветры - а это тоже не сахар. В начале августа ветром унесло уборную на одно очко и люди, переждав бурю в трепещущих палатках, не знали, куда бежать по большой нужде. Мужикам приходилось уходить черт знает куда, озираясь и прикидывая, будет ли видно от Светкиной палатки. В этот день все лишний раз убедились, насколько это неудобно, когда в полевой партии имеется женщина.

В средине августа в Матачинайскую партию прибыл проверяющий - сам папа Ка. Денис провел Кандырина по рудному полю, на ходу объясняя его структуру, показывая на местности выходы ртутоносных пород. Но нигде красных вкраплений и прожилков киновари показать он не смог, потому что их не было. Папа Ка, в начале маршрута внимательно слушавший Доценко, по мере продвижения становился все более мрачным и рассеянным.

- Мы имеем верхний, надрудный эрозионный срез. Мы зацепили только хвост Дракона, а туловище его уходит на глубину, - вещал геолог. Кандырин недоверчиво хмыкал и покачивал головой, такие перспективы его не устраивали.

Закончив экскурсию, Денис сказал:

- Валентин Витальевич, может быть вы желаете посмотреть, как живут рабочие? Поговорить с ними, выслушать их претензии?

- Да нет, не хочу. Что я, не знаю как они живут?

- Все-таки неудобно, надо бы сходить. А то они потом мне будут выговаривать - вот, дескать, начальство было, нас не посетило, оно нами не интересуется, ему на нас наплевать...

Кандырин недовольно крякнул и, тяжело поднимаясь со скамьи, проскрипел:

- Ну, если вы так настаиваете... идемте.

Вошли начальники в жилище канавщиков и обмерли от неожиданности, у них глаза полезли на лоб. Перед ними открылась чудная картина: посреди палатки стоит самогонный аппарат, вокруг него с умильными рожами сидят бородатые касатики и заворожено
следят за краником, из которого капают чистые, прозрачные, как слеза младенца, капли самогона-первача.

-m'>- По пьянке перепутав север с югом, я оказался за Полярным кругом.

Версия вполне правдоподобная. РўРѕ, что РѕРЅ алкоголик, было СЏСЃРЅРѕ еще РІ поселке, Р° то, что РѕРЅ действительно скульптор, геологи убедились РІ поле, РєРѕРіРґР° выпал последний весенний снег. Виктор Р